А наука-то жива

8 Февраля 2013
    Инновационный бизнес, развивающийся в городе, всегда тесно связан с наукой. Наука – фундамент инновационного развития, нет науки – нет инноваций. Не случайно, большинство инновационщиков города – выходцы из научной среды, не понаслышке знающие проблемы науки. Мы не раз писали о проблемах инновационного бизнеса, говорили о его достижениях, и о его проблемах. В канун Дня науки мы решили поговорить именно о научной составляющей инноваций, о взаимодействии бизнеса и науки, о перспективах научного развития,  ориентированного на создание инновационных продуктов. Наш собеседник, кандидат медицинских наук, руководитель группы компаний «Медбиофарм» Рахимджан Розиев.
фото Розиев.jpg
- Много разговоров идет о смерти науки. Так она есть или умерла?

- Во-первых, я хотел бы поздравить читателей с Днем науки. В городе Обнинске 15 тысяч человек заняты в сфере науки, и это наш общий городской праздник. Что же касается вопроса – наука есть или нет? - если бы ее не было, не было бы нашей компании, и других инновационных компаний в городе. Другая сторона вопроса в том, что науку принято делить на фундаментальную и прикладную.

- Я не встречал ни одного человека, который бы знал границу между ними.

-Считается, что фундаментальная наука выдает идеи, а прикладная использует их  для  практического  применения. Но часто бывает наоборот. Прикладная наука обнаруживает явление, а уже потом фундаментальная ищет механизм этого явления, откуда оно, как работает. В биотехнологической сфере часто получается именно так. Существует два варианта получения новых лекарств.  Крупные фармкомпании  обычно пытаются найти причину возникновения заболевания, потом начинают думать, как воздействовать на него, на ген, вызывающий заболевание. Определяется перечень молекул, которые теоретически могли бы воздействовать на мишень в нужном направлении, их обычно достаточно много. Из этого огромного списка, в конечном счете, остается одна, дающая нужный эффект. Путь дорогостоящий, разработка одного препарата требует миллиардных затрат. Мы, в нашей ситуации, не имеем возможности  тратить такие средства.  Обычно мы видим действие молекулы на что-то, проверяем его,  ищем, на что именно она действует и каким образом. Наши ученые так устроены, что не ограничиваются только необходимыми проверками, они, как правило, начинают искать, а на что она   действует еще. И очень часто находят ей применение в другой области. Оба пути нормальные, оба дают результаты. Приведу такой пример, первоначально молекулу использовали для улучшения свойств полиэтилена, она увеличивала температуру плавления в 2 раза. Решили использовать этот материал для изготовления водолазного костюма, а поскольку тот соприкасался с человеческим телом, необходимо было провести исследования о влиянии материала на кожу человека.  Оказалось, материал хорошо воздействует на герпес, начались новые исследования.  Встала задача понять, на что он воздействует и каким образом, и будет ли эта молекула работать при других заболеваниях. Еще одна интересная тема из другой области. Известно, что вирусы быстро мутируют, приспосабливаются к лекарствам, поэтому так трудно подбирать к ним действенное на данный момент лекарство. Возникла идея ускорить темп мутаций, чтобы вирус не выдержал этого темпа. Сейчас ученые разрабатывают такое средство, работа по этой теме входит в наши планы.

- То есть не только ученые ставят перед вами задачу практического использования  какой-то молекулы, но и вы ставите им задачи?

-В процессе исследования появляются какие-то явления, объяснение которым должна дать фундаментальная наука. Мы  работаем с крупными  фармкомпаниями, пытаемся понять, что им нужно, что их интересует. Они выступают заказчиками, и наша задача разработать препарат и продать им лицензию для организации производства. Получая практический заказ, мы обращаемся к нашим коллегам – ученым с конкретным заданием. Что интересно в нашем Парке активных молекул? У нас прописалось некоммерческое партнерство «Архимед», учрежденное 14 ведущими институтами органической химии всей страны, и мы активно сотрудничаем с ними.  Когда мы говорим про науку, мы не замыкаемся только на МНРЦ, мы используем, конечно, их научную составляющую, но не ограничиваемся ею.

- Сегодня биотехнологии выходят на лидирующие позиции в науке, смогут ли они стать локомотивом развития науки?

- Биотехнологии – это здоровье человека, то, что сегодня становится самым важным. Человек – единственное биологическое существо, на которое выпадают серьезные нагрузки, к которым человек не приспособлен. Человек от природы приспособлен ходить, а не ездить на скорости 100-120 км в час, летать на самолетах и так далее.  Техника изменила образ жизни человека, организм физически не успевает за изменениями в образе жизни. Изменилось питание, выросли нагрузки, организм работает на износ, и мы должны чем-то компенсировать разрыв. Сегодня необходимы адаптогены, которые приспосабливают организм к существующим требованиям. Встает задача ранней диагностики заболеваний. Новые средства должны  предупреждать, предотвращать болезни. Настанет когда-то  время, когда болезни станут анахронизмом. Сегодня начала активно развиваться новая наука – протеномика ( протеин+геномика), это то, что пошло после геномных технологий. Ген отвечает  за  создании белков, задает им программу развития. Изучение белков очень интересная тема для нас. Появление определенных белков,  которые мы называем маркерами, означает, что в организме появилась опухоль. Мы обнаруживаем эти белки при болезни, но в ничтожной концентрации 10-14, -15степени  они появляются еще до того, как возникла опухоль, это предвозвестник рака.  Обнаружение таких следовых белков  позволит  ставить диагноз на предварительной стадии болезни. Чтобы зафиксировать эти следы, нужно разработать комплекс оборудования, мы планируем это делать в сотрудничестве с МФТИ, МНРЦ,  калужским госуниверситетом и другими. Мы нашли ребят – технарей, которые взялись за разработку такого комплекса. Это новая отрасль науки, которая  требует интеграции медиков, инженеров, химиков, биологов. Наша задача – перевести это в практику. В итоге мы сможем взять каплю крови, запечатать, отослать в лабораторию, и через некоторое время получить ответ. Чтобы это стало возможным, нужно несколько лет совместных усилий.

- Это будет нечто вроде  тест-полосок Кард-Инфо?

- Нет, Кард-Инфо ставит диагноз сразу, здесь придется ждать результатов анализа некоторое время. Кстати, к нам недавно обратились ученые из НИИ ветеринарной вирусологии и микробиологии во  Владимирской области с просьбой создать тест-полоски для обнаружения ящура. Попытаемся помочь им. Но более интересной нам кажется тема бешенства. Это важно в первую очередь для людей. Сегодня результатов анализа на бешенство приходится ждать 2-3 недели. Если вас покусала собака, надо найти укусившую вас собаку, взять у нее кровь, отправить в институт, и ждать результатов, а тем временем вам будут делать уколы. В свое время нам предлагали сделать тест-полоски для определения состава мяса в фарше. Приложил полоску и видишь из чего этот фарш. Если мы понимаем, что такие исследования востребованы, оправдают себя на рынке, то их надо проводить, это дает толчок к развитию этой области науки.

- К вам обращаются с довольно неожиданными предложениями.

- Как-то нам предложили участвовать в программе под названием “2045”. Предполагалось создать некого киборга, у которого от человека только мозг, все остальное искусственное. К нам обратились потому, что один из наших проектов – создание кровезаменителя, переносчика кислорода. При сужении сосуда эритроциты не могут проходить через него, мы же используем молекулы, которые  меньше во много раз, они спокойно проходят через сужение и доставляют кислород. Наша задача  как раз и состояла в том, чтобы обеспечить мозг киборга кислородом. Мозг – единственное, что нельзя создать искусственно.  Совершеннее человеческого мозга ничего нет.

- Это смотря чей мозг, а то может натворить такого.  Что-то не хотелось бы  жить во времена, когда появятся такие существа. Итак, вы считаете, наука жива?

Когда то еще в советские времена  методолог Щедровицкий ляпнул фразу: «Наука умерла, и похороны ее состоялись». С тех пор эту глупость начала повторяться бессчетное число раз, по поводу и без повода. Глупость потому, что наука, как и искусство, существуют и будут существовать до тех пор, пока существует человечество. Другое дело, может меняться их  роль, они могут переживать кризисы. Но поскольку эта глупость будоражит некоторые умы, стоит разобраться, откуда идет дым. Есть общемировая тенденция. Начиная с 19 века, когда научные открытия сыпались одно за другим, меняя  жизнь людей, возникла вера во всемогущество науки. Считалось, что только наука обладает истиной, что она может познать все и привести жизнь на земле к раю.

    Вера эта приобрела чисто религиозный характер. Слова: научное, научно доказано - считались главным доводом в дискуссии. Пошло гулять еще одно модное словечко – прогресс, которому приписали оценочный характер. Прогрессивное – значит, хорошее. Все новое - это прогресс, и значит, хорошее. Слово превратилось в бессмыслицу. А в начале 20 века появилась теорема Гёделя о неполноте арифметических функций, следствие из которой можно сформулировать упрощенно: сколько бы мы не описывали процесс, полноты описания получить не можем принципиально. Попросту говоря, наука никогда не сможет обладать абсолютной истиной. Значение этой теоремы начали осознавать только во второй половине прошлого века, когда стало ясно, что наука рай на земле не обеспечит, а вот ад может устроить. Потеряв религиозный смысл деятельности, наука заняла то место в обществе, которое она и должна была занимать, но, естественно, в массовом сознании это означало чуть ли не конец науки.
    Крах веры всегда переживается трудно. В России этот период совпал с системным кризисом государства, общим  идейным кризисом. Не секрет, что количество людей, работающих в научной сфере, было чрезмерным. Значительная часть просто отбывала на работе положенные часы. Научные институты создавались под какую-то задачу, но продолжали существовать, и, кстати, некоторые продолжают существовать до сих пор, когда задача была уже выполнена.
    Расформировать ненужный институт было невозможно. Реформа научной сферы назрела, но не решалась. В научной машине СССР накопились дефекты,  требующие ремонта. Причем реформы в науке требовали особой осторожности, налетом здесь ничего не выйдет. А пришедшие к власти либералы гайдаровского пошиба, знавшие жизнь только по книжкам, под реформами понимали только разрушение. Дальше, мол, приложим готовые кальки с Запада, и все само собой выстроится. Не выстроилось.  Вместо реформ произошел разлом. Не выстраивается до сих пор. Все попытки носят хаотический, дерганый характер, там потянем, не получилось, а ну-ка дернем в другом месте. Привычный для России метод поиска универсальной палочки-выручалочки, которая решит все проблемы одним махом.
    Вместо того, чтобы отделить зерна от плевел, решили одним махом перевести науку в университеты. Пусть де она живет там, не думая о том, что подавляющее большинство ВУЗов просто не готово к этому. Такие вещи требуют десятилетий, как минимум.
    Следует понимать и то, что научное сообщество в большинстве будет сопротивляться любым реформам, никто не хочет терять свой статус и место в системе. Большинство криков о смерти науки идет от тех, кто хотел бы сохранить статус.  Вопли о гибели научных школ из той же серии. Науку всегда делали единицы, ученых требуется не так уж и много, основная масса, занятых в научной сфере, рабочие лошадки, выполняющие рутинную работу. Они необходимы, без них никуда, но не они делают науку.  А тут еще и нехватка денег, попытки экономить на всем, в первую очередь на том, что не приспособлено к самозащите.
    Современная наука - вещь затратная, и чем дальше, тем  все более дорогостоящее оборудование ей требуется, усложняется экспериментальная база. Ученые побежали туда, где эта база отвечает современным требованиям. Тем не менее, сама-то наука жива. Она переживет и не то. Да, уже не будет таких масштабных, затратных  проектов как атомный, космический и тому подобные, когда на их реализацию бросались все ресурсы государства, но возникают новые направления в науке, новые подходы. Человеческое любопытство – вещь неистребимая, и поиск продолжается в любых условиях

Газета "ЧАС ПИК", №4 (616)